English

Высокий педагогический престиж ХСМЛ в Харбине считали неоспоримым. Вместе с тем, в определенных кругах к нему сохранялось настороженное отношение. Так, архиепископ Мефодий в 1927 г. писал: «Союз не ведет пропаганды какого-либо определенного вероисповедания, но его идеология есть та же равноценность всех вероисповеданий и полного вероисповедного или конфессионального безразличия.  Юношество, входя в идейное общение с ХСМЛ, не может не подчиняться в той или иной мере идеологии Союза и не воспитать в себе зачатков конфессионального безразличия: пользующиеся благами Союза, в силу своей простой деликатности, ставят себе в обязательство делать со своей стороны те или иные уступки идеологии Союза» [18]. Поэтому-то  Владыка Мефодий и направил в гимназию ХСМЛ о. Леонида, проницательного и  красноречивого законоучителя, в надежде на то, что он сможет поддержать и упрочить там истинно православную атмосферу.
 
Годы японской оккупации Маньчжурии (1932-1945) были для ее обитателей особенно тревожными. В этот период, чтобы сохранить независимость Церкви от мирских стихий, духовенству приходилось, в буквальном смысле слова, лавировать между эмигрантскими организациями и группировками различной ориентации. Все они состояли из верующих людей и каждая стремилась перетянуть духовенство на свою сторону.

А чего стоит один только эпизод с языческой богиней Аматерасу, статую которой японская власть безуспешно пыталась водворить для поклонения в харбинские православные храмы! Сопротивление этому требовало от находившихся в Харбине архиереев и от настоятеля Собора о. Л. Викторова стойкости, выдержки и чрезвычайно крепких нервов.

Было из-за чего поволноваться и в момент выхода  Харбинской епархии из-под юрисдикции Зарубежного Синода и вхождения ее под юрисдикцию Московской Патриархии. Заявлено об этом намерении было летом 1945 г., еще до официального вступления СССР в войну с Японией. Японское начальство, на фоне своих военно-политических неудач, было особенно разъярено этим смелым поступком русского духовенства. Разумеется, наибольшему риску в этом деле подвергали себя его инициаторы – архиепископ Нестор и правящий митрополит Мелетий. Но и настоятелю Кафедрального Собора протоиерею Л. Викторову могло очень не поздоровиться, когда в подведомственном ему храме за богослужением началось возношение имени Святейшего Патриарха Московского.

Приход в Маньчжурию Советских войск был воспринят о. Леонидом двойственно. По Харбину прокатилась волна арестов, и он, как бывший каппелевец, вполне мог опасаться репрессий. Вместе с тем, как русский человек, он не смог скрыть глубокого восхищения героями-победителями и не хотел таить овладевших им патриотических чувств. Подобную позицию занимало тогда подавляющее большинство харбинцев. В проповедях о. Леонида и в его выступлениях вне стен храма все более приподнято зазвучала патриотическая тема.

[18] Хлеб Небесный. Харбин, 1927. – №. 4.